Исламский экстремизм в Центральной Азии
Сегодня мы познакомим вас с книгой пакистанского журналиста, эксперта по проблемам исламского экстремизма Ахмеда Рашида. На немецком языке она вышла в мюнхенском издательстве «Droemer». Правда, перевод её английского названия, по–моему, не слишком удачен: «Священная война в Гиндукуше». Гиндукуш – горная система, расположенная большей частью в Афганистане и Пакистане. А тема книги Ахмеда Рашида, которая по-английски называется просто «Джихад», – исламский экстремизм в странах Центральной Азии, бывших советских республиках. Книга состоит как бы из двух частей. Одна строится географически (речь идёт о ситуации в отдельных странах Центральной Азии), другая – идеологически (автор рассказывает о различных фундаменталистских течениях и группах, действующих вне зависимости от государственных границ). Разумеется, Ахмеду Рашиду приходится повторяться: скажем, об Исламском движении Узбекистана или о движении «Хизб–ут–Тахрир» речь идёт и в той, и в другой части. Но от этого книга блестяще информированного автора, отлично разбирающегося в теме, не становится менее интересной.
Причём он не ограничивается тем, чтобы просто нарисовать картину нынешнего положения дел в Узбекистане, Таджикистане, Киргизии, Туркмении и Казахстане. Ахмед Рашид рассуждает и об истоках исламского экстремизма, и о степени его опасности, и возможных перспективах демократического развития стран Центральной Азии. Надо сказать, что, будучи серьёзным исследователем, автор и не пытается дать, например, однозначного ответа на вопрос о том, стал ли исламский фундаментализм следствием или был причиной антидемократического развития ставших независимыми центральноазиатских республик.
Проблема действительно сложнее. В советскую эпоху ислам загонялся в подполье, что ожесточало верующих. Эта тенденция ещё более усилилась в постсоветские времена из–за недальновидной и негибкой политики новых режимов. Власти не допускали никаких более или менее серьёзных политических и экономических реформ, оставались нетерпимыми к инакомыслию, проводили репрессивную политику. Всё это толкало и умеренную оппозицию в лагерь экстремистов. Достаточно вспомнить кровавую гражданскую войну в Таджикистане, которая в период между 1992 и 1997 годами унесла жизни 50 тысяч человек. В этой войне режиму противостоял довольно противоестественный в любых других условиях союз демократических сил и исламских экстремистов.
Бедность подавляющего большинства 50–миллионного населения региона, отсутствие жизненных перспектив, и в то же время – процветающая коррупция, нескрываемый цинизм правящей верхушки, – вот что разжигает огонь религиозного экстремизма в Центральной Азии, считает Ахмед Рашид. Духовный и культурный вакуум, возникший после распада Советского Союза, не заполнишь предписанными сверху мудростями «Рухнамы». Кроме того, властители всё больше стареют, а население региона становится моложе. Сегодня более 60 процентов населения Центральной Азии – моложе 25 лет. Низкий уровень образования и низкий жизненный уровень, отсутствие работы и элементарных демократических свобод, – неужели правители всерьёз думают, что молодёжь с этим безропотно смирится? Социальный и политический взрыв кажется неотвратимым, – делает вывод автор книги «Джихад».
Особое внимание он уделяет росту популярности зародившегося в Ферганской долине движения «Хизб–ут–Тахрир». В Таджикистане сторонников «Хизб–ут–Тахрир» порою считают проводниками узбекского влияния. В Киргизстане, а с недавнего времени и в Казахстане у движения ярче выражена религиозно–политическая окраска, – считает Ахмед Рашид.
Главная причина, по которой «Хизб–ут–Тахрир» укрепляет свои позиции, например, в Киргизии, – это всеобщая бедность, – подчёркивает он. Причем с каждым годом ситуация в стране становится всё более безнадёжной, потому что власти фактически ничего не предпринимают, чтобы остановить обнищание населения. По подсчётам Всемирного банка, в прошлом году среднегодовые доходы в Киргизии составили 165 долларов на душу населения, тогда как прожиточный минимум оценивался почти в триста долларов. Более двух третей населения страны вообще вынуждены довольствоваться суммой в семь или даже меньше долларов в месяц. Не приходится удивляться тому, что в Киргизии процветает торговля «живым товаром». В 1999 году около четырёх тысяч киргизских женщин было переправлено в Объединённые Арабские Эмираты, Китай, Турцию и некоторые другие страны, где им пришлось заниматься проституцией. «Контрабанда людей превратилась в крупную отрасль теневой экономики в Киргизстане, – говорит глава миссии ООН в этой стране Эркан Мюрат. – После торговли наркотиками она стала самым прибыльным родом занятий».
Кроме обнищания населения и того, что власти стыдливо называют «падением нравов», питательной средой для роста религиозного экстремизма стали в Киргизии и этнические конфликты. Пожалуй, самый серьёзный из них – между киргизами и узбеками в Оше. Узбеки составляют около 40 процентов населения этого города и примерно 25 процентов населения всей провинции. Ну а на севере страны очень напряжёнными остаются отношения между киргизами и русскими. «Наступление христиан в Северном Киргизстане можно сопоставить с исламизацией южных районов», – пишет по этому поводу, например, социолог Анара Табышалиева.
Можно ли сопоставлять два этих процесса или нет, – вопрос спорный. Автор книги «Джихад» этого и не делает, так как это не его тема. Поэтому он проводит другое сопоставление: Исламского движения Узбекистана и организации «Хизб–ут–Тахрир». По мнению Ахмеда Рашида, «Хизб–ут–Тахрир» представляет бОльшую опасность для киргизского президента Акаева, хотя и носит относительно мирный характер. Дело в том, что, в отличие от Исламского движения Узбекистана, «Хизб–ут–Тахрир» находит своих сторонников, главным образом, не среди крестьян или шире – представителей низших социальных слоёв, а среди интеллигенции, безработной городской молодёжи, квалифицированных рабочих. А ведь это как раз те общественные группы, на которые когда–то опирался Аскар Акаев.
Стоит несколько подробнее остановится на том, почему (несмотря на то, что Исламское движение Узбекистана чаще прибегает к насильственным видам борьбы) Ахмед Рашид считает «Хизб–ут–Тахрир» в перспективе более опасным для всего региона. Объединяющая наднациональная идея и здесь – создание Халифата (то есть теократического мусульманского государства) на всей территории Центральной Азии. Но хотя большую часть сторонников «Хизб–ут–Тахрир» также составляют узбеки, это движение находит достаточно широкую поддержку и среди других этнических групп.
Вторая причина растущей популярности «Хизб–ут–Тахрир» – сравнительно мирный характер движения. И третья (это касается прежде всего Узбекистана) – репрессивная политика узбекского президента Каримова. Она привела в ряды «Хизб–ут–Тахрир» множество умеренных мусульман, которые не слишком симпатизировали жестоким боевикам Исламского движения Узбекистана. Автор книги «Джихад» напоминает, как развивались события. В мае 1998 года в Узбекистане был принят закон о свободе совести и религиозных организациях. Он в значительной мере ограничивал свободу совести. Все мусульманские организации, мечети и молельные дома обязаны были пройти официальную регистрацию. Вместе молиться, толковать Коран, исполнять религиозные обряды за пределами редких зарегистрированных мечетей, находившихся под контролем властей и узбекских спецслужб, запрещалось. Тюрьмой грозило и ношение хиджаба (традиционного мусульманского платка). Уголовная ответственность по этому драконовскому закону переносилась на ближайших родственников: отцов можно было посадить за мнимые или действительные преступления сыновей. Холли Картер, возглавляющая отделение международной правозащитной организации «Human Rights Watch» в Центральной Азии, называет этот закон «одним из самых рестриктивных религиозных законов в мире». «Власти не делают различия между экстремистами, вынашивающими преступные планы, и обычными мусульманами, которые носят бороды и ходят в мечеть», – подчёркивает Картер.
Сегодня в Узбекистане насчитывается более семи с половиной тысяч политических заключённых. Около пяти тысяч из них – сторонники движения «Хизб–ут–Тахрир». Многие из них содержатся в ужасающих условиях в особенно строго охраняемом тюремном комплексе на севере Узбекистана, в Джаслыке, недалеко от крупной военной базы. Заключённых избивают и пытают, нередко они по несколько месяцев сидят в одиночных подземных зинданах. Единственными доказательствами вины многих из них, как во времена сталинского террора, являются признания, вырванные под пытками. А поводом для ареста нередко становятся доносы членов так называемых комитетов махаллы (это созданные властями домовые комитеты, которые должны сообщать обо всём подозрительном).
Самое слабое место «Хизб–ут–Тахрир» – отсутствие ярких, харизматических фигур, таких, например, как глава Партии исламского возрождения Таджикистана Саид Абдулло Нури или военный лидер Исламского движения Узбекистана Джума Намангани. Последнему Ахмед Рашид уделяет целую главу в своей книге.
Настоящее имя Намангани – Джумабай Ходжиев. Он родился в 1969 году в селе Ходжа Наманганского района Узбекистана (он расположен в Ферганской долине). Служил в воздушно–десантных войсках, воевал в Афганистане (в составе советского «ограниченного континента», разумеется). После возвращения домой стал заниматься богословием и быстро наладил связи с исламскими радикалами. В начале девяностых годов уже самостоятельно добрался до Афганистана, где проходил подготовку в лагере боевиков на севере страны. Быстро выделился на общем фоне, и пакистанская разведка перевела его в другой лагерь, где готовили уже командиров вооружённых формирований и террористических ячеек. Боевое крещение в постсоветской Центральной Азии Джума Намангани (он взял себе это имя в честь города, близ которого родился) получил во время гражданской войны в Таджикистане, где он командовал отрядом узбекских фундаменталистов, действовавших на стороне оппозиции. Он, кстати, и женат на таджичке.
В 1997 году Намангани возглавил вооружённые силы Исламского движения Узбекистана. Его отряды, которые базировались в Таджикистане, Киргизстане и Афганистане, не раз совершали рейды по узбекской территории – однажды даже в непосредственной близости от Ташкента. В мае 2000 года Джума Намангани перебрался в Афганистан, в провинцию Кундуз, где командовал многотысячной группировкой, тесно связанной с правительством талибов. Она обороняла Кундуз от американских десантников. Группировка, кстати, была многонациональной. Как пишет в своей книге Ахмед Рашид, в ней были не только узбеки, но и киргизские, таджикские, чеченские боевики, исламисты из Пакистана, уйгуры из Китая и арабы из так называемой 55–ой бригады бен Ладена (эта бригада входила в состав «Аль–Каиды»). В одном из боёв Намангани погиб. Точнее сказать, об этом сообщили официальные представители Северного Альянса. Однако абсолютно точно идентифицировать его не удалось, поэтому ходят слухи, что он на самом деле жив и скрывается не то в Афганистане, не то в Пакистане. Во всяком случае, Джума Намангани, как и его соратник и учитель, теоретик джихада Тахир Юлдашев, успел стать в Центральной Азии (особенно среди молодых узбеков) легендарной личностью.
Ну, а есть всё–таки надежды на то, что рост исламского экстремизма в постсоветских республиках Центральной Азии будет остановлен? «Шансы есть, – осторожно отвечает на этот вопрос автор книги «Джихад». – Но всё дело в том, удастся ли их реализовать». Он много внимания уделяет мирному соглашению, положившему конец кровопролитной гражданской войне в Таджикистане. В июне 1997 года президент страны Эмомали Рахмонов, лидер таджикской оппозиции Саид Абдулло Нури и спецпредставитель Генерального секретаря ООН Герд Меррем подписали соглашение об установлении мира и национального согласия в Таджикистане. Затем была создана Комиссия по национальному примирению, некоторые видные представители оппозиции вошли в правительство, а вооружённые формирования оппозиции были интегрированы в правительственные силовые структуры. Правда, часть оппозиции сочла себя обойдённой и продолжила вооружённую борьбу, но эта борьба уже носит, скорее, локальный характер, и страна начала возрождаться. Прошли многопартийные выборы, и впервые в современной истории Центральной Азии неокоммунистический режим вынужден сотрудничать не только с политической оппозицией, но и с исламскими группами. И хотя сотрудники Миссии ООН в Таджикистане постоянно сообщают о нарушениях соглашения, отдельные наблюдатели подчёркивают его модельный, образцовый характер для Центральной Азии.
Похоже, однако, что автор книги «Джихад» сам не слишком в это верит. Он больше надеется на давление трёх ведущих держав, «патронирующих» этот регион: России, Соединённых Штатов и Китая. Однако, как подчёркивает Ахмед Рашид, они слишком мало делают для того, чтобы решить очень сложные экономические, политические и социальные проблемы региона или хотя бы снизить их остроту. Да и официальная критика по поводу политической практики центральноазиатских режимов раздаётся очень редко. Автор книги обращает в этой связи внимание на то, что после октября прошлого года, когда американцы начали бомбардировки Афганистана, узбекский президент Каримов, объявивший себя их союзником, стал ещё беспардоннее, чем раньше, относится к соблюдению прав человека.
Однако не Соединённые Штаты и не Китай, а Россию автор книги «Джихад» обвиняет в самых серьёзных просчётах в центральноазиатской политике. Если администрация США пытается сравнительно деликатно проводить линию разграничения между исламским экстремизмом и всем мусульманским миром, то российские политики действуют более топорно. После начала второй чеченской войны поведение России в отношении стран Центральной Азии стала ещё более высокомерной, самонадеянной, – замечает Ахмед Рашид. И дело не только в том, что Москва валит в одну кучу чеченских сепаратистов, «Аль–Каиду», Исламское движение Узбекистана и множество других очень разных и независимых друг от друга исламских экстремистских организаций от Алжира до Индонезии. Российские политики, идущие походом на ислам больше не дают себе труда отделять зёрна от плевел, «хороших» мусульман от опасных фундаменталистов, – пишет автор книги «Джихад». Из–за этого, по его убеждению, Россия теряет свои позиции в Центральной Азии. Несмотря на это, в обозримом будущем, считает Ахмед Рашид, она останется самой влиятельной внешнеполитической силой в регионе.