21.08.2001 Полевая почта – невостребованный исторический источник

Катрин Килиан:

- Я пришла к этой теме, получив в наследство от матери письма моего деда. Я прочитала их и приняла решение начать научную обработку этого и родственного ему материала. Я нашла в этих письмах много такого, о чем не могла прочитать ни в научной литературе, ни в официальных современных документах. Это была повседневность войны.

Наша сегодняшняя собеседница – немецкая исследовательница из Технического университета города Берлина Катрин Килиан, создательница единственного в своем роде электронного архива – архива полевой почты. Оригиналы десятков тысяч писем хранятся во многих музеях, в том числе и в музее коммуникации в Берлине. Почему вдруг Катрин Килиан, специалистка в области массовых коммуникаций обратилась к такому индивидуальному, в высшей степени субъективному историческому источнику, как солдатское письмо?

Катрин Килиан:

- Письмо - это индивидуальный медиум, но во время второй мировой войны частная переписка превратилась в средство массовой коммуникации. Поэтому меня, как специалистку в области массовых коммуникаций эта тема заинтересовала профессионально.

Судя по подсчетам сотрудников архива «полевой почты», средством массовой коммуникации полевая почта стала задолго до второй мировой войны. Уже в франко-прусской войне 1870-1871 годов было отправлено более 100 миллионов писем. А в первую мировую войну – почти 30 миллиардов, во вторую, по оценкам сотрудников архива, до сорока миллиардов единиц полевой почты.

Вот что незадолго до первой мировой войны было написано о полевой почте в русском энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (эта энциклопедия была, между прочим, детищем российско-германского совместного предприятия):

«В военное время в районе действия армии учреждаются: полевая главная почтовая контора для сортировки корреспонденции, посылаемой в армию и из армии. Полевые корпусные конторы при каждом корпусе для приема и выдачи корреспонденции. Полевые запасные конторы, открываемые по мере надобности с тою же целью в некоторых пунктах театра войны или при дивизиях, и почтовые подставы, устраиваемые на шоссейных и грунтовых дорогах, в расстоянии не более 25 верст одна от другой, исключительно для перевозки почты».

Создание сети не только для поддержания коммуникации внутри армии, но и для сохранения боевого духа войск, задача никак не менее важная, чем снабжение армии продовольствием и боеприпасами.

«По полевой почте могут пересылаться казённые пакеты, частные письма, узлы со звонкой монетой и бандероли. Заказная корреспонденция и закрытые ценные пакеты не принимаются. Частные посылки в армию принимаются исключительно для чинов ея и состоящих при ней учреждений. Из армии могут быть отправляемы посылки только с вещами, оставшимися после умерших. Простые письма весом до двух лот пересылаются в армию и из армии бесплатно».

Катрин Килиан:

- Полевая почта как источник, житейский документ времен второй мировой войны, в европейской исторической науке изучен явно недостаточно. Чего не хватает исследователям? Нет систематических собраний. Архивы разобраны слабо.

Когда я начала работать над этой темой, мне сразу бросилась в глаза скверная сохранность документов. Именно поэтому я и решила создать электронный архив. Реакция на мой проект в ФРГ, в Швейцарии и в Австрии была очень положительной. А на сообщения газет сразу откликнулись люди, в чьих частных архивах хранятся письма из полевой почты. И обладатели таких частных писем предоставили в наше распоряжение столько материалов, что наш архив в кратчайшие сроки превратился во второй по объему документации специальный архив такого рода в Германии.

Вчитаемся хотя бы в одно из многих тысяч писем, выставленных в «Архиве полевой почты».

20 мая 1942 года.
Дорогая Элли. Только что пришло твое письмо из Саарбрюкена от пятого мая. Шоколад, капли и сахарин благополучно дошли. Отлично. Хоть в работе почты заметны перебои, у меня обеспечены 2, а может и 4 сытые недели. Менять здесь, правда, почти не на что. Разве что на яйца, в день выходит от четырех до двенадцати штук, я уже их видеть не могу. Но всё остальное местные жители съедают сами. Мёда пока нет, а и появится, будет страшно дорог. Вообще-то я не могу писать всё так, как хотелось бы, каждое предложение мне приходится по-всякому обдумывать, так что тебе уж придётся как-то самой выбирать между переводом и иронией. Сейчас мне велено готовиться к празднику и репетировать. Петь я не умею, а приходится. И это в свободное от службы время, когда я обычно ем или устраиваю свои дела. Ну да ладно. Сейчас я в наряде, никак не могу сосредоточиться, потому что радио доконало: беспрерывно слушаю любимую песню...

Здесь часто передают прекрасную немецкую танцевальную музыку, и так хочется вскочить и разнести тут всё к чертовой матери...

Катрин Килиан:

- Учтите, что полевая почта всегда была желанным трофеем для противника - и не только во второй мировой войне. Письма, захваченные вместе с военнопленным или даже найденные среди вещей и документов убитых солдат, могли оказаться источником жизненно важной информации. Это и сведения о моральном состоянии войск, о снабжении, размещении войск и тому подобное. А в России должны быть тысячи писем, особенно много - из Сталинграда, которые так и не дошли до адресатов.

Борис Хавкин:

Этих писем много, и хранятся они в разных архивах, и я полагаю, что их, по крайней мере, не менее полумиллиона - и писем, и дневников, и каких-то записей, которые вели германские солдаты на Восточном фронте.

О немецкой полевой почте и о дневниках военнослужащих вермахта, оказавшихся в российских архивах, рассказывает московский историк Борис Хавкин:

- Вот в Сталинграде в "котле" были взяты в плен вместе с пленными германскими солдатами и офицерами мешки с полевой почтой. Несколько тысяч солдатских писем, которые так и не попали в рейх, а попали в российские архивы, где они сейчас и находятся. Очень небольшая часть этих документов была опубликована в разные годы. Ну, это были только фрагменты, которые показывали, как Красная армия доблестно бьет врага и как тяжело живется германским солдатам на фронте.

Но там были, в этих дневниках и письмах, и иные впечатления, которые советские цензоры тоже не хотели публиковать. А первая, кстати, такая попытка предпринята в 1943 году, после Сталинграда. Были выбраны фрагменты из писем немецких солдат, взятых в плен под Сталинградом, и опубликованы главным политуправлением Красной армии, для того, чтоб показать, как туго пришлось немецким солдатам под огнем "сталинских органов", как называли немцы "катюши". И как доблестно Красная армия била врага. Всё это так, но опять же есть и другая сторона войны. Ну, например, в котле под Сталинградом ведь кроме немецких солдат были и советские военнопленные. И в немецких солдатских дневниках и письмах об этом говорится. В советских официальных публикациях об этом нет ни слова.

Катрин Килиан:

- Что касается военно-политических аспектов войны, то все они давно и хорошо изучены. Но, к сожалению, преподаватели стараются на все вопросы по истории войны ответить, опираясь на историю военных операций и политических решений. Но особенность Первой и Второй мировой войны как раз состоит в том, что в эти войны были вовлечены массы мирного населения. Поэтому объяснить войну, исходя из военно-политических факторов, просто нельзя. Нужно привлечь и взгляды и представления тех, кто, конечно, в военно-политическом смысле был "ничем", но кто до самого конца вынес эту войну. А это как раз и были простые солдаты.

Вопрос, который исследователь задает этим людям, точнее, их письмам, это не вопросы о давно известных военных операциях, но личное восприятие войны. Повседневность, если угодно, бытовая сторона войны. Мы не можем больше говорить об одной Второй мировой войне. Каждый солдат имел свой личный образ этой войны, воспринимал ее по-своему. И вел он себя в соответствии с тем, как эту войну воспринимал. Поэтому в исследовании полевой почты нередко собственно военно-исторические вехи отходят на задний план. В центр выдвигается личное время солдата.

«Дорогая Элли. То моё письмо, где я сравниваю жизнь в националсоциалистической Германии и большевистской России, ты уже, конечно, получила. Тому, что пишут в нашей печати о России, можно верить, с поправкой на кое-какую пропаганду. Это в самом деле ужасно, и не только теперь, а и то, что было прежде. Из рассказов местного населения мне удалось почерпнуть много сведений, хотя целостного образа не получается. Все согласны в одном: до войны здесь всего было полно – еды, шоколада, алкоголя и всяких деликатесов. А если и бывал голод, так только потому, что были перебои с транспортом. Государство заботилось о развлечении и ублажении граждан. Рабочее время было установлено по-божески, но за опоздания карали строго – как за саботаж.

Поездки по стране были запрещены – паспортный режим. Квартиры ужасные, по европейским меркам немыслимые. Дороги, правда, в хорошем состоянии, отличная железнодорожная сеть, индустриализация, рост внешнеторгового оборота. Но весь прибыток уходил на военные цели. Пролетариат и молодежь были скорее на стороне советской власти, а люди постарше, особенно те, кто хотел бы повысить свой жизненный уровень и уровень свобод, те были против правительства. Как хорошо, дорогая Элли, что наш народ проникнут таким единством и так сплочен вокруг нашего фюрера, ибо он знает, что фюрер ведет эту вынужденную войну с единственной целью дать нашему народу лучшую жизнь, а Англия и еврейски-плутократический капитализм использует Россию, лишь бы самим не нести слишком больших потерь. Но они просчитались. Наш народ исполнен воли к победе. Кстати, я слыхал, что гражданскому населению в Германии урежут продажу мяса и хлеба, но летом всё равно едят меньше, а зимняя кампания 1942 года была, надо надеяться, последней...

А победить, победить, дорогая Элли, нам придется, потому что иначе нам не избежать мести... Вот и у городка, где мы квартируем, два массовых захоронения. В одном – 20.000 евреев, в другом 40.000 русских. Сначала это шокирует, но когда думаешь о великой идее, приходится признать, что это было необходимо. Конечно, главную работу делает СС, это благодаря их усилиям здесь происходит то, что происходит. Может быть, когда-нибудь позднее мы поймём всё величие нашего времени, а может быть, и нет...

Чтоб это осторожно высказанное сомнение могло дойти до адресата, автору письма приходится камуфлировать то, чем он действительно хочет поделиться с женой, пропагандистскими клише. А как действовала военная цензура вермахта? Рассказывает Катрин Килиан:

- Цензура немецкой, русской и японской полевой почты была самой строгой. Вообще-то, военная цензура была у всех стран-участниц войны. Военная цензура в Германии выбирала только отдельные письма наудачу. Поэтому у нас не так уж много документов, в которых что-то вымарано цензурой. Например, есть письмо солдата от 1943 года, который описывает выход из войны Италии. Письмо дошло, но соответствующий текст в нем был замазан черной тушью и в другом месте исправлен самим автором. Так что его, по-видимому, сначала вскрыли, прочитали, потом поговорили с автором, и тот сам вычеркнул то, что не касается частной переписки. Вообще же говоря, практика германской военной цензуры исследована очень мало.

Следует сказать, что в архиве «Полевой почты», о котором мы рассказываем, хранятся и делаются в электронном виде доступными для исследователя не только собственно отправленные или оставшиеся у отправителя письма, но и великое множество дневников и каких-то иных записей, которые вели германские солдаты на Восточном фронте.

Борис Хавкин:

- Официально им было запрещено вести дневники. Были только официальные дневники боевых действий, а мы-то говорим о личных впечатлениях, о личных записях людей бывших на фронте, участвовавших в войне. Совершенно другой жанр литературы и совершенно другой исторический источник. Официальные дневники, ну, такие, например, как дневник верховного командования сухопутных сил, Kriegstagebuch генерала Хальдера, он - дневник, который позволяет историку взглянуть на проблему ведения Германией войны в целом и на отдельных фронтах. А личные дневники - это судьба человека на войне, судьба простого человека, который видит свою "окопную правду", который страдает, который воюет, который может быть ранен, может быть убит, может попасть в плен. Который на себе несет все тяготы и невзгоды войны.

Эти дневники, несмотря на запрет, как я уже сказал, немецкие солдаты и офицеры всё же вели. Может быть, потому, что германская военная цензура не была тотальной, всеобщей. Германская цензура делала некие выборочные пробы и изымала, естественно, те документы, которые находила, но полностью всех военнослужащих вермахта германская военная цензура просто не в состоянии была проконтролировать. Хотя, может быть, такую задачу и ставила, в особенности после объявления тотальной войны, после Сталинграда. Но силы уже были не те, конечно.

Катрин Килиан:

- Да, есть целый ряд писем, которые не прошли цензуры, но, если бы эти письма попали в руки цензоров, их авторы были бы подвергнуты наказанию. Вот, например, цитата, за которую можно было просто поплатиться жизнью: "Будь проклята эта война и ......" шесть точек вместо имени Гитлера... Но цензура третьего рейха с ходом войны менялась. Вначале это была цензура, нацеленная на выявление шпионажа. Но очень скоро превратилась в чисто идеологическую цензуру. А вообще у советской и нацистской военной цензуры было много общего. Началось выслеживание нелояльных высказываний о Сталине - в СССР, о Гитлере - в Германии.

О том, как работают в берлинском «Архиве полевой почты» с документами, как иногда полуистлевшие клочки бумаги обретают новый - электронный – вид, и новое, прозрачное для всех без исключения исследователей хранилище в интернете, мы расскажем в ближайшей передаче нашего журнала «Интернет и общество».

Катрин Килиан:

- Не знаю, каково сейчас положение с исследованиями Второй мировой войны в бывшем СССР, но в Германии мы слышим много суждений о войне и осуждаем тех, кто её развязал, что совершенно правильно и хорошо. Младшее поколение исследователей неизбежно устанавливает дистанцию между собой и удаляющимся историческим прошлым. Задача новых поколений - понять то, что тогда происходило. А это понимание, это узнавание должно происходить общими усилиями, вместе с молодым поколением тех стран, с которыми Германия вела войну тогда. Только в совместном изучении, в выработке общей картины мы - позволю себе высказать такую мечту - сможем прийти к педагогике мира. Пока что мне известна одна-единственная совместная германо-российская публикация на эту тему, очень хорошая книга, но этого ничтожно мало при таком массиве материалов.

Пока у меня лично нет партнеров в России, но нам очень хотелось бы найти таковых. Если в России найдется кто-то из историков, кто захочет связаться с нами, мы будем очень этому рады.