24.07.2001 Как смотреть на историю двадцатого века: От национальных картин истории - к европейской. Не иллюзия ли это?

Не так давно в боннском историческом музее, который носит название "Дом истории" , прошла конференция на тему: "Как смотреть на историю двадцатого века?" Может ли, спрашивали друг друга её участники, у немцев и англичан, французов и чехов, русских и поляков, уже со школьной семьи сформироваться общая картина не только физического мира, но и истории соответствующих стран?
Ведь такие категории, как победа и поражение, освобождение и оккупация, связаны в сознании каждого поколения со своей и только своей историей. Могут ли, чтобы взять самый безопасный пример, французы и немцы не только одинаково спокойно, но и по одному учебнику изучать, например, историю Эльзаса-Лотарингии?

Как преподавать европейскую историю в школах и университетах объединяющегося континента? На этот вопрос попросили ответить специалистов Европейский совет, комиссия Евросоюза и министерство иностранных дел Германии. Под крышей боннского «Дома Истории» собрались 250 историков и писателей, политологов и журналистов из 35 стран. Как, не отказываясь от национальной специфики, прийти к общей картине исторического прошлого разных народов. Директор боннского «Дома истории» Герман Шефер (Hermann Schaefer) рассказал для затравки историю, которая в той или иной мере известна, по крайней мере, большинству западноевропейских участников конференции. Переезжая из города в город, из страны в страну, маленький мальчик по всем предметам получал хорошие отметки. За одним исключением...

- Исключение это - история. Мальчик всякий раз не мог ответить себе на один вопрос: что за чертовщина, почему по моему любимому предмету - истории у меня такие плохие отметки? Объяснение, им самим найденное, состояло в том, что в каждой новой стране, куда он переезжал вместе с родителями, мальчик излагал исторические события, пользуясь оптикой той страны, откуда как раз приехал. Каждый раз на новом месте ему приходилось усваивать новую национальную перспективу. Вместо расширения кругозора он перебегал, так сказать, от амбразуры к амбразуре. И однажды, став промышленником и банкиром, он предложил нескольким европейским историкам написать книгу, в которой на смену узконациональным подходам пришла бы общая - на первых порах только европейская - перспектива.

Процесс переключения исторической оптики с национальной на европейскую перспективу должен, согласно представлениям директора «Дома истории» Германа Шефера, идти снизу вверх.
Но что это значит практически? Действительно, сегодня даже в самом захолустном европейском городе в классах - в зависимости от района - учится немало детей иностранцев - от соседей по Евросоюзу (таковых, правда, меньше всего) до компактно проживающих, так сказать, новых кочевников, прибывших в Европу из третьих стран, начиная с Китая или Монголии и кончая Польшей или Румынией. Как дать этой пестрой среде общеевропейскую картину исторического прошлого? Неужели достаточно какого-нибудь благопожелания Евросоюза, и что, всё будет в порядке?

Нет, не политики должны решать, когда, где и по какому поводу менять содержание соответствующих глав учебников. Это сами историки и их ученики, от школы до университета, должны начать такой поиск. Сейчас пока еще слишком велик разрыв между космополитичной университетской наукой и скованной более узкими национальными рамками средней школой.

С чего же конкретно начать европейскую интеграцию предмета "история" в средней школе? Чиновница Евросовета Карола Рейх (Carole Reich, carole.reich@coe.int) говорит, что для конференции в Бонне - и в видах подготовки к выпуску общеевропейского учебника - было предложено пять семинаров по таким темам: миграции, женский вопрос в истории, национализм, кинематограф и урок истории и холокост.

- Да, мы избрали эти пять тем, не исключая других. Просто они позволяют протянуть нить через все европейские страны, проследить, как менялась политика европейских стран в отношении женщин, и потом миграционные потоки, которые сыграли и по-прежнему играют для общеевропейского процесса ключевую роль. Национализмы всех мастей тоже являются как частной проблемой для каждой страны, так и общеевропейской. Кино же, а мы рассматривали именно художественное кино, - инструмент образования или пропаганды и промывания мозгов в двадцатом веке. Ну и, наконец, холокост - тоже не просто одна из тем, тема бесчеловечного обращения в одной стране с одним или двумя меньшинствами, а общеевропейское историческое событие, бесконечно трудное для преподавания. Вопрос к специалистам один: как обеспечить многонациональные школы в различных европейских странах общедоступной и содержательно богатой платформой для названных предметов.

А не превратится ли платформа, о которой говорила Карола Рейх, ведающая в Евросовете интеграцией школьных программ, в социалистического планового монстра, когда в жертву идеологии - пусть очень хорошей идеологии европейского единства - будут принесены живые национальные картины мира, со своими, интимно переживаемыми, героями, центральными событиями родной истории?
По мысли организаторов конференции, такая опасность не грозит хотя бы в силу того, что европейский проект не заменяет, а дополняет имеющиеся национальные школьные ресурсы.

Речь идет не только о содержании, но и о формах подачи материала. Каковы новые дидактические инструменты? Доступные сегодня технические методы сами по себе содержательны, они способны радикально изменить всю систему отношений учитель - ученик, да и отношения в классе. Вот некоторым кажется простой данью моде, например, внимание к так называемой женской политике. Одна из участниц конференции в Бонне, учительница истории из Лондона. Руфь Тюдор (Ruth Tudor), говорит, что национальная ограниченность - не единственная проблема.

- В школьные учебники до сих пор почти не входят материалы, касающиеся таких вещей, как место женщины на работе, в семье, в политике. Если у вас мальчик, и он в детском саду скажет, что любит танцевать, ему непременно сделают замечание или станут осмеивать как "девчонку". Чем дальше, тем больше. Считать ценным только своё и к тому же гордиться принадлежностью к большинству - это два фундаментальных порока не сдающей своих позиций репрессивной педагогики. Репрессия состоит в навязывании на уровне чувства, эмоции, так сказать, единственно верного взгляда на вещи. А учитель должен учить школьников думать, задавать вопросы, но я не считаю, что учитель должен прививать ученикам убеждения, учитель не должен говорить им, во что им верить.

Учитель истории не должен брать на себя роль учителя жизни. Руфь Тюдор, учительницу истории из Лондона, поддерживает в этой мысли и профессор из австрийского Клагенфурта Карл Штульпфаррер (Karl Stuhlpfarrer), утверждающий, в частности:

- Мы по-прежнему не знаем, как соотносится то, чему мы обучаем, с тем, чему на самом деле учатся наши дети. Да, мы очень много и упорно занимаемся педагогикой, но мы не знаем, в самом ли деле наши школьники берут от нас то самое, чтобы мы, как мы сами думаем, им даём. Казалось бы, мы говорим на одном с ними языке, и всё равно не уверены в точном «попадании». А теперь представьте класс, в котором у детей разные родные языки! Что происходит в головах у тех, кто принадлежит к дву- или многоязычным сообществам - это и вовсе загадка.

Мнение профессора Штульпфаррера комментирует жительница одного из таких многоязычных городов, журналистка из Грузии Додо Шанава:

- После, так сказать, развала Советского Союза, после того, как мы стали независимыми, в Грузии преподается «История Грузии» и «Всеобщая история». Что касается учебников – с этим делом очень сложно. Потому что, сами понимаете, какое экономическое положение в Грузии. Мы в университете изучали историю Грузии по Джавахишвили. Это 4 больших тома.

- Когда был написан этот учебник?

- Этот учебник был написан в начале 20 века. Иванэ Джавахишвили – это известный историк, он один из тех, кто основал университет в Тбилиси, и я считаю, что у него очень объективная история. А тот учебник, по которому мой сын учил историю, я считаю, что это просто какая-то книга, вот, по которой объективную историю наши дети не изучают. Я считаю, это очень плохо, потому что сам этот грузинский характер, который делает фетиш из своей истории, который помнит только хорошее, как мы выиграли все войны, хотя мы не выигрывали много войн и больше проигрывали. И Давид-строитель, который выиграл самую большую войну, то он выиграл это с хитростью, потому что привез Кыпчаков и поставил, ну, вот как Сталин сделал во время второй мировой войны, это был отряд, который стоял за спиной у воинов, и у тех не было выхода – они должны были смерть получить или от врага, или от заградотряда. И когда мой сын начал проявлять черты такого патриота, который мне не нравится, лже-патриота, я дала ему книгу Джавахишвили. Я сказала: садись и читай. И когда он прочел в этой книге про свою фамилию... он Чиковани - это известная в Грузии фамилия, ... он сказал: «Боже мой, как мне стыдно за предков. Сколько они плохого сделали». И мне это было очень приятно, потому что мальчик осознал, «что такое хорошо и что такое плохо». И вообще, мне не нравится наше отношение к нашей истории, потому что мы же должны учиться на своих ошибках. А когда мы эти ошибки не осознаем, и когда мы их замалчиваем, то мы будем эти ошибки совершать и в будущем. Поэтому я считаю, что с историей у нас сейчас очень плохо, хотя разговор уже идет о подготовке нового учебника, и я считаю, что это приведет к прогрессу в школах. Так что пока в школах у нас критическое положение, и это разговор очень сложный и, может быть, вообще другая тема.

- Почему же другая, тема у нас одна – история в школе переходного периода, когда на памяти одного поколения трижды меняется концепция преподавания истории, не это ли судьба четырехтомника Джавахишвили, о котором вы рассказывали? Скажите, госпожа Шанава, а какие международные организации помогают Грузии в создании новой школы?

- Нам оказывает помощь всемирный банк. Он выделил 60 млн. долларов на реформу просвещения. За 12 лет мы должны эту сумму освоить. Это будут три транша, и какая-то часть этих денег пойдет на новые учебники. И я считаю, что это хорошее дело, хотя парламент начал обсуждать очень плохо, потому что, ну, понятно, 60 млн.: там интересы очень многих людей, поэтому дела продвигаются не очень хорошо, но я надеюсь на нашего нового министра просвещения. Он, кстати, германист очень хороший, Александр Картозия, он работал в Германии и учился. Я думаю, что он сможет это все довести до победного конца.
Возвращаясь к учебникам, скажу, что наш учебник истории – это не учебник истории, а учебник мифологии грузинской, потому что там только мифы. Там нет реальности. И, вот, когда сравниваешь, так сказать, «настоящую историю», по Джавахишвили, и историю по этому учебнику, то можно сказать, что мы калечим своих детей. Мы калечим их сознание и мы калечим их будущее, потому что они не будут знать, что хорошо, что плохо, и они не будут знать, как им поступать в будущем. Так что я считаю, что это дело нужно срочно менять.

Профессор Штульпфаррер говорил о той особой роли (иногда – недооцениваемой), которую в историческом образовании как системе играет обучение языкам – в школе и дома.

- Ну как с изучением языков. Языки всегда в Грузии любили. Мы были двуязычные – грузинский и русский обязательно. Европейский язык – желательно. А сегодня дети уже знают английский обязательно и грузинский, русский понимают хорошо, но говорят хуже. Очень популярен немецкий язык. Он всегда был популярен, это наши традиционные культурные связи. И начали учить восточные языки. Ну, восточные, я, например семитолог, училась в университете на восточном факультете. Учила арабский и еврейский. И вот сейчас бум восточных языков. И это меня немножко удивляет, потому что я, если бы была опять 16-ти летней молодой девушкой, никогда бы на этот факультет не пошла, а изучала бы западные языки. Интерес к языкам в Грузии очень большой. Но вы знаете, в Тбилиси знают азербайджанский, армянский, русский, грузинский. Моя мама, например, понимает по-азербайджански, даже говорит по-армянски, ну знает, конечно, русский, грузинский, потому что она жила в итальянском дворике, где все они жили. Итальянский дом – это не коммуналка в русском понимании этого слова. У всех свои квартиры. Но балкон, он общий. Такая открытая галерея, ну если лето, то мы все обедали и ужинали на галерее. Все выносили все, что у них есть. Когда я была маленькая, я очень любила гоми. Ну, это мамалыга такая. И у нас соседи были мегрелы. И когда они готовили, они всегда меня звали: Иди сюда, у нас гоми. На первом этаже жили армяне и ассирийцы. На втором жили мы, грузины. И грузины бывают разные. Знаете, это бывают мегрелы, картлийцы, ну, несколько таких семей. Жила азербайджанская семья. Он был музыкантом, а жена была русская. И жили евреи на третьем этаже. Так что, все жили. Двор был очень хороший. Когда я вышла замуж и попала вот в обыкновенный многоквартирный дом, и у нас не было лука, я сказала своей свекрови: «Ну, у соседки попросим». Она сказала: нет, неудобно. Я сказала: как это неудобно? И я сегодня прихожу к соседке, беру у нее лук, она у меня берет. Так что я смогла в этом доме тоже такой маленький итальянский характер создать. Ну сейчас очень модно опять итальянские дворы, потому что старый Тбилиси он стал очень популярен. Его переделали, конечно, там больше комфорта. Но вот эти дворы опять существуют. Я считаю, что если они пропадут, то это будет очень плохо.

Незаметно перейдя от преподавания истории к преподаванию языков в школе, мы снова упираемся в пределы доступного. Испытание проходит поколение, выбитое из привычной повседневности. Космополитичный «итальянский двор» тоже был живым учебником истории, живой «книгой». Но как возродить такую книгу?
В два дня таких проблем не решишь. Но организаторы конференции и не ставили таких задач. В нашпигованной конфликтами Европе знание того, как смотрят на тебя со стороны, позволяет стать немного терпимее к другим, немного требовательнее к себе. Без знания, понимания чужого - будь то язык или история, картина отечественной истории рискует выродиться в пропагандистский миф. У тех, кто убаюканы таким мифом и утратили способность к национальной самокритике, ничему, кроме обидчивого самолюбования, не научишься.