Словарь исторических заблуждений
Никто Бастилии не брал
Сегодня мы познакомим вас со «Словарём исторических заблуждений», который вышел на немецком языке во франкфуртском издательстве «Айхборн». Книга эта носит разоблачительный характер. Она раскрывает правду о легендах, ложных стереотипах, ошибках, искажениях, фальшивках, которых так много в мировой истории. Большинство из них появилось, между прочим, совершенно случайно, без того, чтобы кто-то специально переписывал историю. Ну, например, широко распространено убеждение, что сегодня люди живут гораздо дольше, чем ещё век или полтора века назад. Тогда, мол, человек в возрасте сорока, тем более – пятидесяти лет уже считался стариком. Это не так. Ошибка вызвана тут неправильной интерпретацией языка статистики. Действительно, средняя продолжительность жизни в начале, скажем, девятнадцатого века составляла всего–навсего 35 лет. Но, в первую очередь, потому, что очень высока была детская смертность, смертность среди новорождённых, и вот она–то и тянула среднюю цифру вниз. На самом деле биологическая старость и у человека далёкого прошлого наступала в том же самом возрасте (ну, или почти в том же самом), что и сегодня. Ещё в Ветхом Завете, в одном из псалмов, читаем: «Дней наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят». Можно привести и множество других доказательств. Например, в 17–м веке возраст большинства дожей, управлявших Венецианской республикой, был 50–60 лет. Современные политики тоже попадают на вершину власти примерно в том же возрасте. Существовали и долгожители. Пожалуй, самый известный из них – художник Тициан. Он умер, немного не дожив до ста лет.
Насколько сильны исторические заблуждения, продемонстрировал только что и мой коллега, сравнивая венецианских дожей с современными политиками. А их сравнивать никак нельзя. И вовсе не потому, что у дожа было гораздо больше власти, что он был чем–то вроде абсолютного монарха, только правил не в одиночку, а вместе с другими такими же монархами. Совсем наоборот. Как только венецианский аристократ попадал в «Верховный Совет» (примерно так назывался правящий орган), он терял право жить в своём собственном дворце, принимать наедине, без участия специальных контролёров, иностранных гостей, покидать Венецию, не испросив предварительно разрешения Верховного Суда, и так далее, и тому подобное... Даже адресованные ему письма венецианскому дожу запрещалось открывать самому: это мог делать лишь приставленный к нему секретарь, назначаемый «Верховным Советом». Да и реальной власти у каждого отдельно взятого дожа было меньше, чем сегодня у английской королевы или федерального президента Германии, функции которых – почти исключительно репрезентативные.
Действительно, венецианские дожи вовсе не обладали абсолютной властью. Это такое же заблуждение, как и то, что римские гладиаторы были все поголовно рабами. Ничего подобного! Не верьте псевдоисторическим кинофильмам, в которых на арену Колизея выпускают исключительно рабов, военнопленных, осуждённых на смерть преступников! Таких искушённая древнеримская публика просто освистала бы. Гладиаторов готовили специальные школы, это были отлично подготовленные, высокопрофессиональные бойцы. Убивали только статистов. Остальные, правда, получали раны, но вовсе не смерть противника, а красивая победа над ним была целью поединка. Ну, а самые–самые становились настоящими «звёздами», очень популярными в народе и бравшими за каждый выход на сцену (простите, на арену) огромные деньги. Таким был, например, Луций Элий Коммод, сын императора Марка Аврелия, сам впоследствии ставший властителем Рима. В качестве гладиатора он принял участие почти в тысяче представлений. Причём, делал это не только из–за любви к искусству. Луций Элий Коммод постоянно нуждался в деньгах и таким образом поправлял своё финансовое положение. Сохранился рассказ о том, как за одно из выступлений он получил в качестве победителя полмиллиона сестерций! Между прочим, погиб он тоже не на арене цирка от руки другого гладиатора. Его убили заговорщики из числа придворных.
Если мы уже заговорили о Древнем Риме и заговорщиках, то скажем ещё об одной легенде, которую развенчивает «Словарь исторических заблуждений». Свои знаменитые слова «И ты, Брут!», сказанные в момент нападения на него заговорщиков, Гай Юлий Цезарь никогда не произносил. То есть Брут, которого Цезарь пестовал и которому одно время покровительствовал, действительно был среди напавших на диктатора сенаторов, решивших спасти от него республику. Но Цезарю нанесли сразу не то одиннадцать, не то семнадцать, не то тридцать ножевых ран, так что он, скорее, всего, даже не пикнул. Более того: известные нам античные источники (например, хроники Светония) подчёркивают, что Цезарь умер молча.
К известным высказываниям знаменитых личностей мы ещё вернёмся. Однако в «Словаре исторических заблуждений» меня поразили разоблачения не только слов, но и цифр. Оказывается, Тридцатилетняя война длилась совсем не тридцать лет, Столетняя – не сто и даже Семилетняя – не семь. Кстати, столь же мало соответствующими действительности являются и прозвища многих королей, ставшие непременной частью их имени. Правда, Карл Великий, первый европейский император, чьё имя (король) стало нарицательным и вошло во многие языки, на самом деле был Великим. Но вот его отец Пипин Короткий вовсе не был маленького роста, а другой Карл из династии Каролингов – Третий, прозванный ТОлстым, никогда не страдал излишним весом.
Об этом властителе Франконии, ставшим таковым в 881 году случайно, после смерти старших братьев, можно рассказать много плохого, но толстым он не был. Ни энергии, ни таланта, ни особого желания управлять империей у него никогда не наблюдалось. Карл Третий больше всего на свете хотел, чтобы его не беспокоили. Поэтому, например, любыми способами пытался договориться с норманнами – главными врагами франков. Когда те осадили в 886 году Париж, император, вместо того, чтобы вступить с ними в решающую битву, откупился от норманнов. В другой раз он сам со своими солдатами окружил норманнское войско, но не стал разбивать его, а разрешил уйти восвояси – после того, как те заплатили контрибуцию.
Всё это никак не способствовало росту популярности Карла Третьего. На его репутации отрицательно сказался и скандал с супругой. Когда ту публично обвинили в нарушении супружеской верности (она якобы изменяла мужу с канцлером), королева предложила рейхстагу назначить специальную комиссию, которая бы подтвердила, что она – вообще девственница. Это после нескольких лет замужества! Разумеется, слухи об импотенции самодержца моментально разнеслись по империи.
Кроме того, во франконских харчевнях, почти не таясь, рассказывали, что Карл – эпилептик и что припадки с ним случались ещё в детстве, а с возрастом участились. Дело дошло до того, что ему якобы даже сделали какую-то операцию, чтобы он мог хотя бы дать наследника империи. Но операция не помогла. После чего терпение современников–феодалов кончилось и они в 887 году свергли Карла Третьего, посадив на франконский трон другого императора.
Об всём этом подробно рассказывают исторические хроники тех времён. Но ни в одной из них не говорится о том, что Карл Третий действительно был толстым. Впервые это прозвище встречается в одной из летописей лишь спустя триста лет после его отречения и смерти. Наверное, летописец посчитал, что только очень толстый человек может быть столь флегматичным (во всех смыслах этого слова). Как бы то ни было, но художественный вымысел очень удачно пришёлся к образу, и Карл на все времена остался ТОлстым.
Вообще о королях и королевах что только не сочиняют! Ну, кому не известна знаменитая, наивно-издевательская фраза Марии-Антуанетты, сказанная ею в ответ на сообщение о том, что парижане бунтуют из-за недостатка хлеба: «Qu´íls mangent de la brioche» (Киль манж дэё ля брийош) - «Тогда пусть едят пирожные»!? Как наглядно эти высокомерные слова показывают антинародную сущность французского абсолютизма! Как сразу становится понятно, за что именно восставший в 1789 году французский народ послал вышеупомянутую Марию-Антуанетту на гильотину заодно с её супругом Людовиком Шестнадцатым!
А, между тем, на самом деле Мария-Антуанетта этой фразы никогда не произносила. Она была придумана почти за три десятилетия до революции философом Жан-Жаком Руссо и упоминается в одном из его памфлетов. Будущая несчастная королева была тогда маленькой девочкой, жила при дворе своей мамы, австрийской императрицы Марии-Терезии, и только-только начинала учить французский язык.
Судя по «Словарю исторических заблуждений», о французской революции, которую обычно называют также Великой, сложилось особенно много легенд. Одна из них касается едва ли не главного события революции – штурма Бастилии. День взятия Бастилии – 14-ое июля – до сих пор является национальным праздником Франции. Между тем, никто никакой Бастилии ни в этот день, ни в какой-либо другой штурмом не брал. Начнём с того, что той мрачной темницей и оплотом деспотизма, какими обычно представляют Бастилию, эта крепость вовсе не была. Построенная за четыреста лет до революции, Бастилия представляла собой комфортабельную тюрьму для проштрафившихся представителей дворянского сословия. Помещения для отсидки (назвать их камерами язык не поворачивается) были обставлены богатой мебелью, которую привозили с собой в тюрьму её постояльцы. Слуги жили вместе с господами, обед можно было заказывать в соседних ресторанах. Кроме того, отдельные заключённые пользовались правом свободного выхода и лишь на ночь возвращались в Бастилию. Тех, кто не имел средств к существованию (а часть сидевших здесь была приговорена к заключению за неуплату долгов), государство бесплатно кормило, одевало, да ещё и выдавало им деньги на карманные расходы. Если выяснялось, что совершена судебная ошибка, платили компенсацию. Один адвокат, например, получил за 18 дней несправедливой отсидки три тысячи ливров компенсации!
Кроме легендарного «узника в железной маске», которого многие (в том числе Александр Дюма) считали братом-близнецом Людовика Четырнадцатого, из знаменитостей в Бастилии сидели: Вольтер (он провёл здесь год и радовался, что никто не мешает ему писать), маркиз де Сад (этого наказали понятно, за что), знаменитый алхимик Калиостро. Правда, 14 июля 1789 года, когда революционный народ решил освободить узников деспотии, публика здесь была помельче: четверо аферистов, подделавших векселя, двое психических больных и один растлитель малолетних. Общим числом всего-навсего семь человек. Большинство камер оставались пустыми. Охраняла крепость инвалидная команда.
Что же произошло 14-го июля? Парижская чернь решила вооружиться старыми пушками, стоявшими во внутреннем дворе Бастилии. Однако комендант крепости Николя де Лони отказался открыть ворота: мол, пушки – имущество казённое, он, де Лони, несёт за них материальную ответственность и просто так, без надлежащих бумаг, отдать не может. Начались переговоры с делегацией городского совета. Однако, не дожидаясь окончания этих переговоров, кто –то из толпы открыл огонь по крепости. Охранявшие её инвалиды ответили тем же. И хотя пушки в бой не вводили, с обеих сторон были убитые и раненые. Мало, но были. В конце концов, де Лони всё же принял решение открыть ворота, получив в ответ обещание, то его и его команду отпустят на все четыре стороны. Но не успели они – безоружные! – выйти из крепости, как движимый классовой ненавистью народ тут же набросился на них. Кроме коменданта, революционные горожане растерзали ещё семерых солдат. Они отрубили голову де Лони, и до поздней ночи носили по ликующему Парижу на пике с пением «Марсельезы».
Можно ещё много рассказывать о мифах, связанных с Великой французской революцией. Ну, например, удивить вас тем, что лозунг «Свобода, равенство, братство» - «Liberté, Egalité, Fraternité» вовсе не был её главным лозунгом. Государственным девизом Франции, фундаментальной основой её конституции эти слова стали лишь спустя полвека, во времена Второй республики. Но даже не эта временнАя аберрация кажется мне удивительней всего. Дело в том, что лозунг «Свобода, равенство, братство» - вообще не французский. Он был импортирован из Соединённых Штатов Америки. Его привёз оттуда вернувший на родину из-за океана генерал Жозеф Лафайет, воевавший на стороне американцев против британского колониального владычества. В конституции Североамериканских Штатов, которые, в конце концов, завоевали свою независимости, эта знаменитая триада появилась за несколько лет до французской революции.
Хорошо, что подавляющее большинство сегодняшних французов продолжает верить в исторические легенды. В какой бы ужас пришли жители страны, известные своим антиамериканизмом, если бы узнали, что «Liberté, Egalité, Fraternité», которыми они так гордятся, в действительности пришли из США – как кетчуп, джинсы и «биг–мэк».