1. Перейти к содержанию
  2. Перейти к главному меню
  3. К другим проектам DW

Терапия опийной наркомании / лечение малярии

Владимир Фрадкин «Немецкая волна»

09.08.2006

https://p.dw.com/p/8us8

В сегодняшнем выпуске радиожурнала речь пойдёт о новом подходе к терапии опийной наркомании и о поиске новых препаратов для лечения малярии.

Накопленная во всём мире статистика в области терапии наркотической зависимости выглядит довольно мрачно: она свидетельствует о том, что в среднем лишь одной трети наркоманов удаётся избавиться от своего пагубного пристрастия; ещё одна треть довольно быстро уходит из жизни, а оставшаяся треть влачит жалкое существование, при котором все помыслы и все усилия направлены лишь на добывание очередной порции зелья. Одним из широко распространённых методов лечения тяжёлой героиновой зависимости сегодня во многих странах мира является так называемая заместительная метадоновая программа, состоящая в замене героина другим, менее опасным, наркотиком – метадоном. Правда, в России этот вид терапии не применяется и в ближайшее время применяться не будет – главный санитарный врач Геннадий Онищенко считает, что страна в силу особенностей ментальности населения к такому шагу пока не готова, да и правоохранительные органы решительно возражают, – однако в странах Европейского Союза и в США лечение метадоном уже давно даёт весьма неплохие результаты. Хотя, конечно, и здесь у этого метода было поначалу немало противников. Но если с практикой контролируемой раздачи метадона политики уже кое-как смирились, то теперь им, похоже, предстоит новое испытание. Недавно завершившееся исследование, охватившее тысячу пациентов в 8-ми городах Германии, показало, что в борьбе с героиновой зависимостью гораздо эффективнее метадона... сам героин. Собственно, раздавать наркоманам порции героина впервые начали швейцарские медики ещё в 90-е годы, однако их цель состояла лишь в том, чтобы снизить уровень преступности, связанной с добыванием наркотика. О лечении наркозависимости речь тогда не шла. То, что идея использовать героин в качестве лекарственного препарата будет воспринята скептически не только политиками, но и многими врачами, с самого начала не вызывало сомнений, поэтому немецкие учёные, приступая к этому исследованию, понимали, что оно должно безусловно отвечать самым строгим научным критериям. Когда препятствия формального характера были преодолены, исследователи столкнулись с совершенно неожиданными трудностями. Кристоф Дильг (Christoph Dilg), психиатр героиновой амбулатории при клинике Боннского университета, вспоминает:

В первый день, когда мы уселись в приёмной управления здравоохранения и стали ждать добровольцев, не пришло, конечно же, ни одного человека. В результате мы были вынуждены почти целый год регулярно, изо дня в день, вести разъяснительную работу среди наркоманов, раздавать информационные брошюры, а главное – убеждать, что им не уготована роль подопытных кроликов. Кроме того, нам пришлось им растолковывать, что наша затея с контролируемой раздачей героина вовсе не противоречит их намерению избавиться от героиновой зависимости.

Примечательно, что все наркоманы, подходившие по научным критериям для героиновой программы, в прошлом неоднократно предпринимали попытки вылечиться, однако каждый раз прерывали лечение, так и не достигнув цели:

Большинство пациентов поступили в очень плохом состоянии здоровья, что, кстати, было одним из обязательных условий приёма в героиновую программу. Чтобы получить право на участие в программе, наркоманы должны были страдать физическими заболеваниями или психическими расстройствами определённой степени тяжести, поскольку нашей целевой группой являлись наиболее трудные и безнадёжные случаи.

Пневмония, хронический миокардит, то есть воспаление сердечной мышцы, дисфункция печени, и всё это на фоне гепатита, – такой букет заболеваний типичен для наркоманов, страдающих героиновой зависимостью. Такие наркоманы в большинстве случаев не имеют крыши над головой, а вся их жизнь сосредоточена на том, чтобы добыть очередную дозу и не попасть в полицию. Что и говорить, это не самая благодарная аудитория для медиков. И всё-таки исследователям удалось набрать необходимое количество добровольцев. А затем их разделили на две группы, одна из которых получала метадон, другая – героин. Кто в какую группу попал, решала лотерея. Принцип сугубо случайного распределения должен был соблюдаться неукоснительно, иначе под вопросом оказывалась научная ценность исследования. Таким образом, к моменту начала терапии обе группы по всем основным показателям были идентичными. Однако затем поведение пациентов стало меняться. Метадон, хоть и подавляет проявления абстинентного синдрома и улучшает общее психофизическое состояние больных, не блокирует опийную зависимость как таковую, так что многие пациенты в метадоновой группе параллельно с основным препаратом принимали и другие наркотики. В героиновой группе этот эффект не наблюдался. Кристоф Дильг поясняет:

Пациенты могли просить ввести им большую или меньшую дозу героина, но определял её в конечном счёте врач, и только врач. Поначалу многие высказывали опасения, что пациенты будут стремиться к постепенному наращиванию дозы, как это обычно происходит при неконтролируемом приёме опиатов. Но оказалось, что имеет место прямо противоположная тенденция: в подавляющем большинстве случаев сами пациенты просили постепенно снижать им дозы героина – в том числе и для того, чтобы избавиться от побочных действий, типичных для опиатов.

Из 50-ти боннских пациентов героиновой группы 19-ти удалось полностью избавиться от мучивших их прежде запоров, бессонницы, внезапных приступов обильного потоотделения. А главное – большинство из них прекратили потребление героина или, по крайней мере, близки к этому, так что у медиков появились основания для позитивных прогнозов. Конечно, немалую роль тут сыграла и социальная реабилитация: пациентам активно помогли в поиске работы и жилья. А тем из них, кто страдал депрессиями или психозами, была оказана действенная психотерапевтическая помощь. Это тем более важно, что для многих именно депрессии и психозы были тем толчком, который когда-то заставил их обратиться к наркотикам. Так каковы же итоги исследования?

Оказалось, что примерно за год состояние пациентов героиновой группы стабилизировалось гораздо эффективнее, чем состояние пациентов метадоновой группы. Из тех больных, что получали героин, существенное улучшение физического и психического состояния, а также заметное снижение наркозависимости отмечено у 60-ти процентов. Среди тех же, кто лечился метадоном, аналогичными успехами могут похвастать лишь 40 процентов. Это огромная разница. С чисто научной точки зрения тут можно смело говорить о сенсационных результатах.

Однако остаётся открытым вопрос, как к этим сенсационным результатам отнесутся политики. Во всяком случае, в Германии для того, что внедрить героиновую терапию в практику, необходимо внести изменения в закон, регламентирующий оборот наркотических веществ, а потому многое тут будет зависеть от позиции депутатов Бундестага.

А теперь – другая тема. Несмотря на значительный прогресс, достигнутый в последнее время в самых разных областях медицины, малярия по-прежнему остаётся одним из самых тяжёлых и массовых инфекционных заболеваний в мире, и справиться с ней медики пока не в силах. С одной стороны, это связано с тем, что возбудитель малярии – паразитический одноклеточный микроорганизм Plasmodium falciparum – на протяжении своей жизни проходит несколько стадий развития, меняя при этом форму и среду обитания. В частности, важнейшую роль в распространении патогена играет комар Anopheles gambiae: попав в организм комара с кровью больного малярией животного или человека, плазмодии размножаются в желудочно-кишечном тракте насекомого. «Именно это и делает борьбу с малярией столь трудной», – считает американский микробиолог Малколм Гарднер (Malcolm Gardner), научный сотрудник Института геномных исследований в Роквилле, штат Мэриленд. С другой стороны, отсутствие существенного прогресса в области профилактики и терапии малярии в значительной степени объясняется причинами финансового характера. Ведь разработка новых лекарственных препаратов требует весьма обширных исследований и масштабных экспериментов, что связано, как известно, с гигантскими расходами, идти на которые фармацевтические концерны готовы лишь в том случае, если последующая продажа лекарства сулит крупные доходы. Поскольку же малярия распространена, главным образом, в тропических и субтропических районах Азии и Африки, то есть, прежде всего, на территории бедных развивающихся стран, от которых вряд ли приходится ждать крупных закупок медикаментов, концерны не спешат с инвестициями в разработку соответствующих препаратов. В результате, по оценкам Всемирной организации здравоохранения, малярия на протяжении многих лет поражает от 300 до 500 миллионов человек в год и ежегодно уносит примерно миллион жизней. 90 процентов жертв малярии – жители африканских стран к югу от Сахары, причём почти три четверти – дети, не достигшие 5-летнего возраста. От малярии здесь умирает втрое больше детей, чем от СПИДа. Проблема усугубляется и тем, что многие штаммы плазмодиев стали невосприимчивыми к давно известным и очень неплохо зарекомендовавшим себя в прошлом медикаментам, борьба же с такими резистентными штаммами сулит успех только при условии применения новых препаратов. Поэтому американские врачи решили в целях экономии средств порыться, так сказать, в старых запасах – не отыщется ли там что-нибудь подходящее. Дело в том, что на полках любой современной европейской или американской аптеки хранится от одной до двух тысяч лекарственных препаратов, и каждый из них предназначен для использования при вполне определённых показаниях для терапии вполне определённых заболеваний. Не исключено, что какие-то из этих медикаментов могут оказаться весьма эффективным средством лечения и других недугов, но об этом никто не знает, потому что этот вопрос никогда не исследовался. И вот теперь Дейвид Джей Салливен (David J. Sullivan), профессор молекулярной микробиологии и иммунологии Высшей медицинской школы имени Джонса Хопкинса в Балтиморе, задался вопросом, не найдётся ли среди множества давно известных таблеток биологически активное вещество, пригодное для терапии малярии. Учёный рассказывает:

Мы исследовали около 2-х тысяч различных медикаментов. Делалось это так: мы добавляли по одной капле каждого из этих веществ к нескольким каплям крови, в которой предварительно был размножен возбудитель малярии, а спустя 2 и 4 дня проверяли, изменилось ли количество паразитов в пробе. И действительно, оказалось, что сотни медикаментов более или менее эффективно подавляют размножение плазмодиев.

После этого началась сортировка. Прежде всего, были отсеяны препараты, предназначенные для лечения онкологических заболеваний, и другие сильнодействующие средства, часто вызывающие тяжёлые побочные реакции. Не годились, естественно, и препараты, уже используемые для терапии малярии. Оставшиеся субстанции были испытаны на мышах, инфицированных плазмодиями. Профессор Салливен говорит:

Наиболее эффективным оказалось противоаллергическое средство, известное под названием «астемизол». В ходе экспериментов на животных этот препарат весьма существенно снижал содержание патогенов в крови. Правда, по степени клинической эффективности он всё же уступал таким давно известным противомалярийным медикаментам как хинин, хлорокин или артемизинин.

Астемизол получил широкое распространение во всём мире в 90-х годах в качестве антигистаминного препарата для лечения сенной лихорадки и прочих аллергических реакций. В большинстве стран он продавался под коммерческим названием «гисманал». Но после того, как в 2000-м году появились сообщения о тяжёлых, хотя и чрезвычайно редких, побочных реакциях на астемизол, он был изъят из продажи и заменён другими препаратами того же назначения. Вот только в качестве средств борьбы с малярией эти субстанции, к сожалению, не годятся, а потому профессор Салливен ратует за «возрождение» астемизола, но уже не как противоаллергического медикамента, а как препарата для лечения малярии. Что же касается редких побочных реакций, то учёный считает этот риск вполне приемлемым, поскольку малярия гораздо опаснее:

Этот антигистаминный препарат испытали на себе десятки миллионов человек во всём мире. Он применялся 15 лет подряд. Нам отлично известны все свойства препарата, от него не приходится ждать никаких сюрпризов. Я считаю, что астемизол уж во всяком случае мог бы найти широкое применение в качестве дополнительного препарата. Он прекрасно сочетается с другими противомалярийными медикаментами.

Всемирная организация здравоохранения и многие неправительственные благотворительные организации поддерживают эту идею. Главное, что их привлекает, – дешевизна препарата: в качестве генерика он доступен повсеместно. Впрочем, многие независимые эксперты призывают не торопиться с подобными рекомендациями, и сам профессор Салливен склонен с ними согласиться:

Нет, мы пока не рекомендуем астемизол в качестве противомалярийного препарата – прежде всего, потому, что его эффективность не доказана в ходе клинических испытаний, а результаты, полученные в экспериментах на мышах, нельзя механически переносить на людей.

Правда, не следует забывать о том, что проведение широкомасштабных клинических испытаний требует огромных денег, а значит, профессору Салливену и его сподвижникам без активной поддержки со стороны фармацевтических концернов, скорее всего, не обойтись. Поскольку же отдача от столь значительных инвестиций представляется более чем сомнительной, концерны вряд ли пойдут на этот шаг. Так что пока неясно, удастся ли разорвать этот порочный круг, который касается, кстати, не только малярии, но и многих других опасных инфекционных заболеваний, распространённых преимущественно – или даже исключительно – в странах Центральной Африки. Как это ни парадоксально, положительный эффект тут может оказать глобальное потепление климата: оно ведёт к тому, что возбудители этих заболеваний проникают всё дальше на север и на юг от экватора, а это неминуемо заставит богатые промышленно развитые страны вкладывать значительные средства в разработку средств терапии.